Протодиакон Андрей Кураев в своем блоге прокомментировал текст постановления следователя Артема Ранченкова о привлечении в качестве обвиняемой одной из участниц "Pussy Riot" Надежды Толоконниковой. Напомним, что текст этого документа привел на своей страничке в интернете адвокат фигуранток Марк Фейгин. В постановлении говорится, что девушки "противопоставили себя православному миру", причинили "весомое страдание" православным, и что целью их акции в храме Христа Спасителя было спровоцировать волнения среди верующих. При этом следователь попытался в подтверждение своих выводов использовать чисто богословские и церковные понятия. На это и указал в своем комментарии Андрей Кураев.
"В выводах следствиях по делу пусек есть богословские потуги", - пишет священнослужитель. Среди них он отмечает квалификацию прохода на солею как кощунства: участницы группы, по словам следователя "незаконно проникли в огороженную часть храма, предназначенную для совершения священных религиозных обрядов, чем кощунственным образом унизили вековые устои и основополагающие руководства Русской Православной Церкви".
Как отмечает протодиакон, "тут ненавязчиво отождествляются солея и алтарь, что уже не очень прилично".
"А что это за государственные законы (а они наверно являются государственными, раз о них пишет гособвинитель), которые якобы запрещают всходить на солею?" - выражает недоумение Кураев. Однако не это более всего поразило его в постановлении.
"Главное, - пишет Кураев, - именно такой формулой следствием оскорбляется сама Церковь. Это же какими дебилами нас выставляет товарищ полковник (так в комментарии именуется следователь Ранченков. - Прим. ред.), если пишет, что "вечными устоями и основополагающим руководством Церкви" может быть не Евангелие, а придуманный им запрет для мирян подходить к иконам иконостаса на солее!"
"Ну да, именно на том мы вечно и стоим, - иронично замечает протодиакон, - на запрете мирянам стоять на солее... А вот балканские Церкви не устояли - у них в порядке вещей то, что во время богослужения и вне него миряне ходят по солее, целуют иконы местного чина иконостаса и передают в алтарь поминальные записки...".
"Вновь говорю, - пишет далее Кураев, - свой строгий вердикт от нашего имени полковник выносит еще просто факту молчаливаго подхода обвиняемых к амвону. Если бы он сказал банальную тавтологию - "восхождение на солею с кощунественной целью являетсс кощунством", это было бы логично (ну, тавто-логично). Но сам факт контакта мирянских подошв и солеи кощунством не является".
И здесь Андрей Кураев делает главный вывод своего комментария: множества нелепостей в постановлении можно было бы избежать, если бы следствие сотрудничало с патриархией.
"Богословская ахинейскость обвинения, - заключает А. Кураев, - ярко доказывает не-участие самой Церкви в этом судебном процессе. Если бы полковник согласовывал свои действия и слова с Патриархией, таких ляпов (их там много; желающие сами могут их найти и выставить; например - именование "самым священным местом Храма" не Престола, а амвона) не было бы".