Восток и Запад оказались в ловушке брака, узы которого невозможно расторгнуть, сожалеет известный британский журналист Джереми Пейдж на страницах газеты The Times (полный текст статьи на сайте Inopressa.ru).

В 1990-е годы Россия записалась во множество международных соглашений и организаций на волне представления, что она становится демократией. В частности, в Совет Европы, ОБСЕ и G8.

Так Россия и Запад оказались заложниками прошлого, как ставшие чужими супруги в браке, узы которого нельзя расторгнуть. Россия претендует на звание демократии и пытается заставить Запад снизить демократические стандарты, чтобы она им соответствовала. Запад знает, что она им не соответствует, но приглушает критику из страха рассердить новую энергетическую сверхдержаву.

Наверное, предполагает Пейдж, всем было бы лучше, если бы Россия ушла из этих демократических институций: "нам бы уже не надо было идти на компромисс в своих демократических принципах, а Москва могла бы строить выбранную ею политическую модель, как бы она ее ни называла".

Пейдж исходит из сравнения опыта последних полутора десятилетий в России и в Китае. В Россию он приехал готовый сравнивать модели перехода к капитализму: постепенное "реформирование и все большую открытость" Пекина и "шоковую терапию" Москвы.

Большинству на Западе нынешнее возвращение России к автократии кажется отталкивающим. Джереми Пейдж, по его собственным словам, не настолько щепетилен, так как он видел успехи недемократических правительств Китая, Тайваня, Сингапура и Южной Кореи в 1980-90-е годы.

"Я признаю,- пишет он, - что многие россияне не хотят демократии, познакомившись с ее ельцинской версией. Я признаю, что на данном переходном этапе она, может быть, и не нужна России. Я могу даже признать, что Россия никогда не станет демократией западного образца. Но здесь есть ловушка. Если россияне, подобно китайцам, пожертвовали свободами ради стабильности и процветания, Кремль обязан им это обеспечить".

В Китае Пейдж видел отвратительные нарушения прав человека и непостижимую разумом коррупцию. Но - и новые города, поднявшиеся из праха, и миллионы людей, вытащенных из нищеты. Когда он приехал в Пекин в 1997 году, там заканчивали третье транспортное кольцо. Когда уезжал в 2002-м, строилось шестое. "Москву-Сити" начали строить в 1992 году. Спустя 14 лет, поглотив миллиарды долларов, этот деловой центр построен едва ли наполовину.

Действительно, россияне зарабатывают и тратят как никогда – на иномарки, отпуска в Турции и Египте, дизайнерскую одежду, итальянскую еду, квартиры европейского образца и мебель из Ikea.

Однако новообретенное богатство России – это результат не столько разумного экономического управления, сколько рекордно высоких цен на нефть, наполняющих государственную казну. Как и раньше, трудно открывать мелкие и средние компании, которые могут превратить Россию в важную производственную базу, центр внешних субподрядов и цель туристических маршрутов.

Москва остается одной из немногих мировых столиц без адекватной службы такси – вы просто поднимаете руку и останавливаете проезжающую потрепанную "Ладу". А в рейтинге коррупции Transparency International Россия опустилась с 82-го места, которое она занимала в 2000 году, на 126-е, то есть на уровень Албании, Нигера и Сьерра-Леоне.

В июле милиционер потребовал с журналиста взятку в 500 метрах от Кремля. Когда Пейдж спросил, что подумал бы об этом Путин, он пожал плечами. "А ему-то что? – спросил он. – Мне семью кормить надо. Они там все богатые". Конечно, он был прав, считает Пейдж. Проблема сегодня не в том, что у Кремля нет денег или власти – у него нет мужества, чтобы правильно их использовать.

Взять, к примеру, демографический кризис. Российское население ежегодно уменьшается на 700 тысяч человек, но Путин ни слова не говорит по поводу главного убийцы, чрезмерного потребления водки, очевидно, потому что это может отразиться на его рейтинге.

Но какое значение имеет рейтинг, если Кремль решает, кто баллотируется и побеждает на выборах? Конечно, чиновники громогласно это отрицают. Главный идеолог Кремля Владислав Сурков говорит, что Россия уже не "управляемая демократия", а "суверенная демократия".

Над этими словесными играми можно было бы смеяться, если бы они стояли в центре отношений России с Западом. Россия стала сильнее, богаче и стабильнее, чем когда-либо с 1991 года. Только в июле она принимала саммит G8, разместила акции государственной нефтяной компании на Лондонской бирже и наконец-то уничтожила Шамиля Басаева, самого разыскиваемого террориста. Но это не та страна, которую надеялся увидеть Запад.

Демократ он или деспот, Путин имеет беспрецедентную возможность превратить Россию в стабильное, функциональное, процветающее государство, каким она и должна быть. У него есть политические инструменты. У него есть и финансовые инструменты, 77 млрд долларов нефтяных доходов, лежащих в российском "стабилизационном фонде". Если он уйдет, как обещано, в 2008 году, он может войти в историю как один из самых успешных и просвещенных российских лидеров.

Проблема в том, что вместо применения своей огромной власти и использования этих возможностей Кремль погряз в паранойе по поводу вероятной потери власти в 2008 году. А когда речь идет об управлении страной, применимы слова бывшего премьера Виктора Черномырдина: "Хотели как лучше, а получилось как всегда".