"Обратите внимание, как настойчиво – даже избыточно настойчиво – подчеркивает Путин важность для него поддержки конституционных поправок населением. Гонцы ездят по стране, объясняют, пропагандируют и агитируют, людей даже от работы освободят в день голосования этих поправок. С чего бы это такое внимание? Оно, надо полагать, проистекает из осознания, что смысл конституционной спецоперации в тайне сохранить не получится. А именно, что главной целью своей она имеет узаконивание монополии единоличного держателя власти и узаконенное же превращение парламентариев, министров и судей в обслуживающий персонал", - пишет вице-президент фонда "Либеральная миссия" на своей странице в Facebook.
"Все или почти все они к этому готовы, ибо хорошо знают свой интерес – интерес крупных и мелких бенефициаров постсоветской политико-экономической системы, которую хотели бы сохранить вместе с нежданно обретенным в ней элитарным положением. А воспроизводство такой системы требует, в свою очередь, верховного держателя власти, примиряющего привилегированные элитные интересы с ущемленными массовыми, нейтрализующими их вражду. И если действующий президент держит ее надежно, то его сменщик может выпустить из рук, и тогда система пойдет трещинами, как было при президенте Ельцине. Поэтому надо вместе с этим действующим заранее думать о том, чтобы сохранять его как можно дольше, а также о том, чтобы защитить его всевластие такой конституционной броней, которая обеспечит неуязвимость и президенту следующему.
Однако есть, очевидно, и понимание, что одного только формального узаконивания дополнительных полномочий для этого недостаточно, ибо законность, даже конституционная, в России с ее доправовым сознанием сама по себе ничего не легитимирует, легальность не обеспечивает легитимность. Поэтому и обставляют правку Конституции народным голосованием, законом не требуемым, поэтому так много к нему внимания со стороны Путина и других властных и околовластных персон, поэтому так настойчиво подчеркивается его роль. Однако...
Однако есть основания сомневаться, что долговременная легитимность политической системы в результате может быть гарантирована. Потому что она мыслима только при воспроизводящейся от преемника к преемнику устойчивой легитимности держателя власти, что как раз и не гарантировано. Путину, возможно, ее запаса и хватит, сколько бы и в каком статусе он ни правил, но преемнику этот запас по наследству не достанется, какой бы конституционной броней он не был защищен от других ветвей власти, превращаемых на наших глазах в инструмент ее единоличного держателя.
Источники его легитимности в России – позитивная динамика благосостояния и державно-геополитические эмоции населения. Путин использовал сначала первый, предоставившийся благодаря скачку цен на рынке энергоресурсов, а потом, когда источник этот стал иссякать, подключил второй, который со временем тоже иссяк, а потому снова пришлось вспомнить о первом и обещать экономический прорыв с сопутствующим и каждым ощущаемым ростом благосостояния. Но – не получается. И потому можно предположить, что Путин оставит преемнику конституционно защищенную политическую монополию с выпотрошенным легитимационным ресурсом.
Понимаю, что все это не очень актуально. Но я о том, что достраиваемая политическая система не навсегда. В нее вмонтировано неразрешимое противоречие между способом формирования власти (выборным) и способом ее функционирования (самодержавным). И внешне непротиворечиво сочетаться одно с другим может только при наличии упомянутых легитимационных ресурсов. А если они исчерпаны или близки к исчерпанию, как сейчас, то приходится прибегать к легитимации еще более целеустремленным административным вытравливанием из выборов конкурентного начала и неправовым устрашением.
Но это уж точно не может быть навсегда. Мировой и российский опыт тому подтверждение.
P.S. После публикации этого поста осведомленные коллеги поспешили напомнить мне, что политических систем, которые "навсегда", не бывает. Срочно сообщаю о своем с ними полном согласии и информирую, что слова "не навсегда" использовал, как фигуру речи, реагируя не только на ситуативный, но и стратегический исторический пессимизм, широко распространившийся после начала конституционной спецоперации и в предощущении ее неизбежного успешного завершения".
