"Снова и снова пишут о сталинской Конституции в обоснование мысли, что конституционный текст сам по себе никакого значения не имеет, ибо социальный порядок определяется в России не принципом законности, а правоприменительной практикой, с писаной законностью не соотносимой", - пишет вице-президент фонда "Либеральная миссия" на своей странице в Facebook.
"Поэтому, мол, Конституция могла гарантировать права человека в беспрецедентном количестве, а власть могла обращаться с этим человеком так, как сочтет для себя полезным. Но это большое заблуждение - советские руководители не относились к конституционным нормам легкомысленно, формулируя их таким образом, чтобы они и права вместе со свободами декларировали, и попирать их не препятствовали. Для чего каждое такое право, имеющее отношение к свободе, сопровождалось оговоркой, что оно допускается только в интересах социалистического строя и его упрочения.
А в случаях, когда оговорки для сокрытия реального положения дел придумать было нельзя, это положение дел в Конституции обходили вообще. Нельзя было вписать в нее, что вся полнота власти в стране, претендующей на демократическое лидерство в мире, принадлежит ее вождю, поэтому он в Конституции и не фигурировал. То есть его легитимность выводилась за границы законности. Он монопольно правил вне права, но формально из конституционного поля себя не устранял, ибо все решения проводил через властные институты, Конституцией предусмотренные.
Так что не надо заблуждаться насчет того, что в России конституция всегда была и остается бумажкой, а потому главное - не конституция и другие законы, а противоправное правоприменение. И в советское время это было не так, и сегодня не так.
Сегодня права и свободы человека конституционно гарантируются без всяких идеологических и политических оговорок. Сегодня конституционно закреплено и полновластие вождя, равно как и его роль гаранта этих прав и свобод. Но то же самое узаконенное полновластие и позволяет ими пренебрегать. Ибо его укорененность в культуре при невызревшей альтернативе ей позволяет распространить его и на все другие ветви власти - и на законодательную, и на судебную, включая Конституционный суд. Поэтому управляемый парламент может, что и делает, принимать репрессивные законы, в том числе и антиконституционные, а Конституционный суд признавать их Конституции соответствующими. Этот механизм я и называю диктатурой закона.
Потому и говорю, что пора бы уже отказаться от ссылок на сталинскую Конституцию для обоснования второстепенности и незначимости для России конституционного принципа. Равно как и на постсоветский опыт ради такого обоснования. В стране не было конституций, ограничивающих власть, а значит, в строгом смысле слова, не было и конституций. Отсюда произвол законодателей и судей. При политической монополии это неизбежно, что не означает, будто у произвола этого нет других причин. Они есть, но при монополии непреодолимы и они.
Можно ждать, конечно, что и в России появится лидер-монополист, вроде Ли Куан Ю. Но можно и не дождаться".
