"Я думаю, что основной смысл и задача медицины - это избавление человека от страданий. То есть НЕИСПЫТЫВАНИЕ ПАЦИЕНТОМ ФИЗИЧЕСКОЙ БОЛИ - это ГЛАВНЫЙ измеряемый KPI здравоохранения", - пишет политолог на своей странице в Facebook.
"Боль - это вещь очень понятная и честная. Я знаю (и тысячи людей знают - это несложно), как создать любую статистику по заболеваемости и смертности. Два-три движения с табличками, и материнская смертность, или младенческая, или онкологическая у вас сдвинется куда угодно. Хотите 100% трупов у нас будет кардиологическими, хотите - нет, хотите уберем смертность по проблеме Х, хотите привлечем к этой проблеме внимание. Это вообще не вопрос, кабинетная работа.
Но боль, страдание - это вещь, которую табличками не поправишь. И это то, что понимает любой. Нам всем было больно в жизни, нам всем будет больно в той или иной ситуации. Но когда люди кончают с собой от боли, когда люди орут и страдают от боли в очередях, когда люди заглушают боль черт знает чем - это моральная катастрофа отрасли.
Сегодня я узнал про очередную историю боли, пытки и страданий в медицинском учреждении, про то, как в течение многих часов рабочего дня было наплевать на пациента персоналу этого медучреждения, федерального медучреждения, с высоким, мать его, статусом и репутацией.
Как так? Я не понимаю. 20 лет назад меня учили, что медицина - это гуманистическая профессия. С этого тогда начинали и этим заканчивали. Мы - студенты - это слышали, мы в это верили. Я в итоге не стал врачом, потому что не верил в себя в этом смысле. Я не чувствовал себя достаточно гуманным, чтобы пойти в палату, пойти к больным. А сегодня я не знаю как защитить от т. н. "врачей", их безответственности, непрофессионализма моих близких.
Что произошло? Как это исправить? Я не знаю. У меня даже гипотез нет. Моральная катастрофа, отсутствие этики, полное игнорирование деонтологии. А на выходе даже не то, что кто-то кому-то пятерку сует (это московские расценки), а физическое страдание. Невыносимое. Жуткое. То, чего не должно быть ни для хорошего, ни для плохого человека.
Когда наконец через много часов боли пациент получил терапию, она сказала мне: "Как же ужасны те пытки, о которых пишут в газетах, я не понимаю, как я это выдержала". На что я, грубиян и циник, ответил: "В ментовке это еще куда ни шло, но какого черта это происходит в больнице?"
Какого черта опыт пыток человек получает в больнице? Что должно произойти, чтобы врачи вспомнили, кто они и зачем они? Я - человек, который изучал медицину много лет назад, - сегодня этого не понимаю".
