Накануне по итогам дебатов в Центре им. Вс. Мейерхольда в Москве был выбран лауреат премии "Инспектор НОС" - спецпроекта литературной премии "НОС" (Новая словесность) - за лучший постсоветский детектив. Награда присуждена Маргарите Хемлин за роман "Дознаватель", сообщает Colta.ru.
По данным издания, ближайшими конкурентами книги Хемлин были "Одиночество-12" Арсена Ревазова, "Близнецы" Демьяна Кудрявцева и сборник рассказов Олега Дарка "На одной скорости".
Всего в лонг-лист премии "Инспектор НОС" - спецпроекта литературной премии "НОС" (Новая словесность) - входили 33 произведения, среди которых также были книги Леонида Юзефовича, Бориса Акунина, Полины Дашковой и Александры Марининой.
В дебатах премии "Инспектор НОС" участвовали члены жюри - Константин Мильчин (председатель), Галина Юзефович, Андрей Аствацатуров, Максим Кронгауз и Николай Александров - и экспертного совета - Дмитрий Кузьмин, Марина Бородицкая и Андрей Левкин.
Победитель "Инспектора НОС" получает приз 200 тыс. рублей и статуэтку работы художника Олега Осьмука.
Роман-победитель - "очень неудобный"
Как отмечает в рецензии на роман в журнале "Новый мир" Мария Галина, о романе "Дознаватель" в прессе мало отзывов. Как она предполагает, что это потому, что роман этот - "очень неудобный".
"Дознаватель" связан с двумя предыдущими романами Хемлин "Клоцвог" и "Крайний" общими героями и "общим хронотопом - город Остер на Черниговщине, окрестные села, собственно Чернигов, первое послевоенное десятилетие, когда мы победили и, казалось бы, дальше все будет хорошо".
"Радости победившим, однако, выпадает мало. Хлебная Украина была под немцами уже в 41-м, и те, кто выжил и пережил, оказались в той ситуации, когда, говоря словами еще одного второстепенного персонажа - сельского учителя и коллаборациониста Диденко, и палачи и жертвы живут на одной улице. Но живут - жить ведь как-то надо. А до того - голод 33-го, во время которого родители того самого дознавателя у себя же в родном селе строили колхоз и "последние зернинки по указке сверху с-под дитячих подушек выгребали. Ястребки - одно слово". Но вот во время войны те же "ястребки" погибли как герои", - говорится в рецензии.
"Вина как бы оказывается размазана на всех. Совсем невиновных - нет. Степень этой вины разная. Но главное, что человек сам ее воспринимает как вину. Жена партработника, уезжая с сыном в эвакуацию, не посадила на подводу трех девочек двоюродной сестры - места не хватило - и те погибли страшной смертью. Партизанская связная видела, как жгли тех самых девочек в доме приютивших их украинцев (тех показательно расстреляли), - и не бросила гранату, хотя могла, тем самым обрекая их на гибель в огне. <...>
Для общего блага надо бы эту вину и связанные с ней обстоятельства - совсем уж по-человечески невыносимые - забыть, а чтобы жить дальше, как-то приукрасить, залакировать. Чем, собственно, и занималась послевоенная литература советского времени. Вот - черное, а вот - белое. Вот жертвы - вот избавители. Вот наши - вот чужие. Страшное горе, чужие зверства, преодолеваемые всеобщим усилием... А чтобы оно было черное, но еще и немножечко белое, или чтобы избавитель был немножечко жертва, или чтобы герой, но немножечко еще и злодей, причем не один, а чтобы все персонажи были такими, - это, пожалуй, только в жизни так бывает, да еще вот у Хемлин, - говорится в рецензии.
"Этот роман Хемлин - в отличие от двух предыдущих - чистейшей воды детектив, с психологией, вполне в духе Достоевского, к тому же - столкновение двух интеллектов (и, как впоследствии выясняется, двух безумий), двух антагонистов, двух характеров - самого Цупкого и "страшной женщины" Полины Львовны Лаевской, когда-то жены мелкого начальника, а теперь - портнихи. Кто из них - дознаватель, кто - подозреваемый? Один Порфирий Петрович как бы распадается надвое, но обе половинки не совсем полные, не совсем полноценные, недоделанные. Как результат, правда, когда она выплывает на свет, оказывается неуютна, и тоже половинчата, недоделана и противоречива, но правда всегда неуютна, а другой правды нет", - отмечает автор рецензии.
"Чувство вины, которое вообще склонно мучить людей как раз совестливых и приличных (не помогли, не сохранили, не защитили), подсознательно заставляет - опять же с целью сохранения собственного рассудка - искать в жертвах некую ущербность, нечто такое, что как бы легитимизирует совершенное над жертвой насилие", - пишет критик, цитируя дознавателя: "Ну что за нация! У них половину поубивали по-всякому! И детей, и стариков, и все на свете. Чтобы следа не осталось. А они опять женятся. Опять рожают жиденят. Как ничего не было. Хоть бы жить после такого ужаса постеснялись. А они живучие".
"Дознаватель" на неуютные вопросы дает неуютные ответы. Ну, например - так ли уж важно национальное и даже кровное родство, когда речь идет о личном выборе в экстремальной ситуации? А если ни то, ни другое, то что важно? Привязанность? Ответственность? Женщина, спихнувшая с подводы трех девочек-племянниц, ведь на самом деле не родного сына спасала - приемыша. И так далее. По степени "неуютности", неутешительности ответа на вопрос, может ли нормальный, но отягощенный нечеловеческим опытом обыватель - не сверхчеловек - вернуться к мирной жизни, "Дознаватель", пожалуй, сопоставим со знаменитым "Выбором Софи" Уильяма Стайрона", - пишет критик.
