Новый роман Виктора Пелевина "Любовь к трем цукербринам" должен появиться на книжных прилавках России 4 сентября, сообщает ИТАР-ТАСС со ссылкой на литературного редактора книги, известного поэта Максима Лаврентьева.
"Новая книга Пелевина не является романом в строгом смысле, - заметил он. - Это скорее философский трактат, оживленный художественным сюжетом. Не случайно сам автор называл "Любовь к трем цукербринам" своей "шестнадцатой с половиной книгой".
По мнению Лаврентьева, Пелевин "явно эволюционирует в двух своих последних произведениях именно в сторону философии, уходя от грубого фантастического реализма "S.N.U.F.F", но не порывая окончательно ни с ним, ни с сиюминутной актуальностью "Generation П", ни тем более с мифопоэтизмом "Чапаева и Пустоты".
Литературный редактор признался, что работать с текстом Пелевина - это удовольствие. "Я занимаюсь редактурой как хобби, отвлекаясь от основной своей деятельности, и принял предложение отредактировать новую книгу Пелевина только потому, что его предыдущий роман, подаренный мне издательством и прочитанный мною, убедил меня: он шагнул на новый, более высокий уровень, - рассказал Лаврентьев. - Кроме того, Пелевин, пожалуй, и на сегодняшний день остается лучшим стилистом в современной русской прозе".
Лаврентьев считает, что одна из заслуг Пелевина "состоит в том, что он удачно и легко адаптирует не самые простые истины и гипотезы к уровню понимания, доступному среднестатистическому человеку".
В издательстве "Эксмо" роман охарактеризовали как "динамичную элегию нашего дня, пропитанную горечью разочарований и парадоксальностью выводов". Там отметили, что Пелевин критически обозначил в романе "главные тренды" времени, среди которых Facebook, Google, Украина, толерантность, культ потребления, интернет-зависимость, информационное рабство и терроризм.
В сентябре также выйдет первый из 15 томов собрания сочинений Виктора Пелевина - сборник рассказов "Синий фонарь". Позднее в рамках серии выпустят романы "Омон Ра", "Чапаев и Пустота", "Жизнь насекомых" и "Generation П". Завершит собрание сочинений роман "S.N.U.F.F.", выпущенный в 2011 году, сообщает Snob.ru. Собрание сочинений полностью проиллюстрировали поклонники писателя.
Цитаты из романа, уже появившиеся в прессе
Некоторые отрывки из романа уже появились в прессе.
"Российская газета" публикует три цитаты: "Может, и мы сами - такая же компьютерная симуляция, которая есть только до тех пор, пока какой-то компьютерный хулиган держит нас в кадре".
"Большинство бабочек, да и людей тоже, значит на мировых весах не больше, чем неприличное слово, нацарапанное в тамбуре поезда в таком месте, где его никто никогда не увидит".
"Своя вселенная есть у креакла, своя - у ватника, своя - у математика-педофила, прикованного к России-матушке ненавистью такой силы, что соседи содрогаются от издаваемых им за стеной звуков и вызывают в испуге полицию, своя - у затаившегося за другой стеной некрофила, который все еще думает, будто его спасает тишина".
Большой отрывок опубликовал "Коммерсант": На этот раз Кеша не сорвался прежде времени, а дрых ровно столько, сколько положено социально ответственному гражданину - до конца фазы REM1. Он честно отсмотрел новую серию "Революции", где швырял вывороченные из мостовой булыжники в полицейскую фалангу, выставившую щиты с вензелем диктатора. Даже сорвал ноготь (такое могло случиться только во сне).
Похоже, для нештатного пробуждения не хватило той праздности, которая позволяла ненадолго утратить интерес к борьбе и вспомнить, что перед ним просто сериал. В этот раз все было всерьез - слезоточивый газ больно щипал носоглотку, и стоило на несколько секунд прекратить революционную деятельность, как руки и ноги начинали коченеть от промозглого холода. "По просьбам зрителей" новый сезон восстания перенесли на север. Кеша предполагал, что просьбы тут ни при чем - видимо, проблема с досрочным пробуждением была раньше не у него одного. А чем жестче скрипт, тем сложнее проснуться.
Оранжевая звезда фазы LUCID загорелась прямо впереди и мягко вывела Кешу в осознанный сон. Визит в пространство коллективных снов должен был укрепить его союз с человечеством и отразить это в метадате. Но Кеша чувствовал легкую нервозность даже во сне. Он называл такое чувство "синдромом паршивой овцы".
Отмерцав, оранжевый луч погас. Прошли положенные три секунды задержки, и тьма перед Кешиными глазами разъехалась, как распоротый бритвой занавес.
Он стоял между двумя висящими во тьме огромными зеркалами, отражающими друг друга. Эти же зеркала были источником слабого желтого света.
Так выглядела контрольная рамка, которая и заставляла Кешу нервничать. Переборов страх, Кеша заглянул в бесконечный зеркальный коридор. И увидел себя.
Он выглядел на свои двадцать семь - даже лысина в нимбе мелких светлых кудряшек была тщательно перенесена сюда из реальности (в которой, впрочем, самих кудряшек не было, а была лишь лысина и короткая щетинка вокруг). На нем был дефолтный выходной наряд - красная хламида в желтых серпах и молотах, последний оплот непопулярной русской идентичности и дополнительная гарантия, что праздное человечество оставит его в покое.
Бесконечная шеренга таких же красных, серпасто-молоткастых лысеющих блондинов уходила в зеркала в обе стороны. Очередь за бесконечностью, как сострил какой-то поэт.
Вот из-за этого зеркального тамбура Кеша и не любил прогулок в пространстве LUCID. Он понимал, что он вызовет больше подозрений, если не будет сюда ходить, но ему казалось, что рамка способна мистическим рентгеном просветить его ум и понять про него все-все до конца.
Поэтому он маскировался предельно хитро. Во сне Кеша мог сделаться кем угодно. Но он всегда выходил в фазу LUCID в стандарте raw, то есть так, как выглядело бы его физическое тело на самом деле. Это было умнее всего: все расшэренные личные выборы хранились в Системе вечно, и аналитики из Комитета по Охране Символического Детства смогли бы при желании узнать о нем очень много по мелочам, которым он даже не придал бы значения сам.
Впрочем, Кеша знал, что его страх на девяносто девять процентов беспочвен. Зеркальная рамка нужна была для защиты от террористов вроде Бату Караева. Но проходить сквозь нее лишний раз не хотелось все равно. Каждый раз, когда зеркала наконец растворялись в пустоте, Кеша облегченно вздыхал".
