В Дзержинском районном суде Петербурга состоялись первые слушания по делу известного искусствоведа Елены Баснер, обвиняемой в мошенничестве при продаже картины "В ресторане" художника начала XX века Бориса Григорьева. В среду в суде выступили представители обвинения. Следующее заседание состоится 25 февраля, на нем суд выслушает показания свидетелей, сообщает радио "Свобода".
По версии обвинения, Баснер сознательно, через издателя Леонида Шумакова, выставила на продажу поддельную картину, выдумав историю ее происхождения. Коллекционер Васильев купился, при этом подлинник "В ресторане" хранился в запасниках Русского музея.
Елена Баснер лаконично не признала вину и передала слово адвокату Марине Яниной, которая заявила, что о полотне Григорьева в музейных запасниках на Инженерной улице подсудимая действительно когда-то знала, но забыла, поскольку комиссия, в которой она состояла, принимала картину в составе коллекции Окунева в дар Русскому музею, состоявшей из 360 произведений. "В ресторане" - не "Мона Лиза", которую раз увидишь - не забудешь, - пояснила адвокат. - Комиссия принимала коллекцию за 26 лет до того, как Елена Баснер снова увидела работу Григорьева".
- Баснер: картину ей принесли на консультацию, а Шумаков был инициатором покупки
- Главной причиной иска Васильева может оказаться некий высокопоставленный конечный покупатель
Таким образом, искусствовед перед продажей была уверена в подлинности картины. И ее мнение, хоть и принадлежащее эксперту с мировым именем, было не более чем ошибкой. "Но если оба ошиблись, почему Васильев потерпевший, а Баснер - обвиняемая?" - цитирует адвоката "Фонтанка".
Выступавший на суде истец, коллекционер Андрей Васильев, заявил, что подпись Баснер ранее фигурировала в оценке подлинности картины "Купальщицы", которая после продажи оказалась поддельной. Надо отметить, что в подробном интервью изданию "Город 812" Баснер опровергла эту историю.
Васильев заявил в суде, что Баснер якобы заверяла его, что в запасниках Русского музея находится подделка, а подлинник как раз у него. Впрочем, это искусствовед тоже отрицает.
Васильев на суде также акцентировал внимание на поведении руководства и сотрудников Русского музея в истории с картиной. Директор Владимир Гусев и его зам по научной работе Евгения Петрова на основании того, что музей давно расстался с Баснер, предлагал Васильеву забыть историю. Ведущий научный сотрудник Альфия Низамутдинова призналась коллекционеру, что в запасниках есть "В ресторане", но, дескать, его вариант "нравится больше". Коллекционер носил свой вариант картины в Русский музей, с тем чтобы ему выдали экспертное заключение о подлинности. Ему отказали, несмотря на то, что старший научный сотрудник отдела рисунка Юлия Солонович ручалась за "настоящесть" васильевской картины.
"Вместо заключения от имени Русского музея технолог Сергей Сирро (заведующий отделом технологических исследований) предложил мне выдать "тройку" (документ, подписанный тремя специалистами), чтобы я мог спокойно продать картину", - цитирует издание заявление Васильева в суде.
На вопрос прокурора, правильно ли он понимает, что Русский музей предлагал сделать подложное заключение по картине, Васильев ответил утвердительно.
Из показаний коллекционера складывалось впечатление, что в музее всячески противились огласке, хотя Баснер формально не имела отношения к учреждению, а предположение о возможном изготовлении подделки с помощью подлинника из запасников было довольно прозрачным, отмечает издание.
Баснер: картину ей принесли на консультацию, а Шумаков был инициатором покупки
Елена Баснер в конце января дала интервью изданию "Город 812", в котором привела свою версию истории с картиной и предположила, что главной причиной скандала является то, что Васильев продал эту картину некоему высокопоставленному лицу и теперь пытается спасти не только свою репутацию коллекционера, но и что-то посерьезнее.
Баснер подробно описывает, как в конце мая 2009 года к ней обратился человек по имени Михаил Аронсон, который хотел проконсультироваться насчет картины Григорьева. Полотно он принес в июле того же года, и первое впечатление, которое сложилось у Баснер, что это подлинная картина. По ее словам, это впечатление у нее сохранялось на протяжении долгого времени.
Она пояснила, что в 1980-х годах часто бывала в ленинградском доме, где хранилась коллекция работ Григорьева, приобретенная в свое время хозяином, известным психиатром Н. Н. Тимофеевым у петербургского мецената и коллекционера Бурцева. Поэтому, когда Аронсон сказал ей, что картина находилась в старом ленинградском собрании, впоследствии разделенном, у Баснер тут же возникло убеждение, что видеть ее до этого она могла только у дочери Тимофеева.
"Убеждение было настолько сильным и для меня очевидным, что я не стала расспрашивать подробнее, о чем сейчас сожалею. Скорее всего, в этот момент сказалась определенная профессиональная деформация, произошедшая за годы работы в аукционном доме: меня приучили задавать вопросы корректно, без нажима, никогда не настаивая на подробностях", - рассказала Баснер.
Искусствовед отметила, что сразу увидела подделку, когда ей дали сопоставить обе картины в кабинете следователя. Но она подчеркивает, что у нее нет уверенности, что тогда Аронсон принес ей подделку. Поэтому она не может утверждать, что картина, о которой она дала устное заключение как о подлиннике и то, что оказалось у Васильева, - это одно и то же.
Баснер также рассказала, как о картине узнал ставший в итоге посредником при продаже издатель Леонид Шумаков. Аронсон временно оставил картину Григорьева дома у Баснер, сказав, что ему несподручно бегать с ней по городу. Она поехала к Шумакову, чтобы купить выпущенный его издательством альбом Григорьева. Посмотрев альбом прямо в кабинете издателя и не найдя там принесенной ей картины, Баснер рассказала об этом Шумакову. Тот спросил, не собирается ли владелец картины ее продавать, и сказал, что у него есть покупатель в Москве, не называя имени Васильева.
Баснер подчеркивает, что узнала о том, что картину купил Васильев, только спустя два года - когда начался скандал, связанный с подделкой.
Она успела еще показать картину своей коллеге и приятельнице, Юлии Солонович, сотруднику отдела рисунка Русского музея, и никаких сомнений в подлинности этой работы она не высказала.
Шумаков, привезя Баснер деньги для Аронсона и забирая картину, сообщил ей, что картина уходит в Москву к одному известнейшему в стране человеку, который "через день появляется на экране телевизора с Путиным". Аронсон, по словам Баснер, получил за картину 180 тыс. долларов, а ей за посредничество Шумаков дал 20 тыс.
Главной причиной иска Васильева может оказаться некий высокопоставленный конечный покупатель
Скандал разразился в феврале 2011 года. Вначале Елене Баснер стал звонить Шумаков, рассказывая о том, что конечный покупатель обнаружил, что ему продана подделка, и требует возврата денег, а также хочет привлечь к ответственности Русский музей.
В одном из таких разговоров Шумаков заявил, что "в Русском музее лежит подлинник этой работы и он будет выставлен сейчас на готовящейся выставке Григорьева". Только в этот момент, по словам Баснер, она вспомнила про коллекцию Окунева и картину Григорьева "Парижское кафе" в составе этой коллекции.
При этом искусствовед поясняет, что действительно входила в состав комиссии, которая в 1983 году принимала в дар для Русского музея часть коллекции профессора Окунева, но работа комиссии была главным образом технической, а не исследовательской или искусствоведческой.
По словам Баснер, коллекция запомнилась ей другими работами, а Григорьева она помнит в ней только по "Девочке с бидоном".
Также искусствовед сообщила, что не входила в комиссию, которая занималась распределением картин по отделам, а работала подробно уже только с живописными работами коллекции, среди которых произведения Григорьева, естественно, не было.
Что касается ее работы над каталогом, Баснер поясняет, что лишь писала вступительную статью к этому каталогу и в этой статье нет ни слова про Григорьева.
По словам Баснер, Шумаков хотел, чтобы она "подстраховала" картину, когда ее отдадут на экспертизу в Русский музей, от чего она отказалась. "Более того, когда я сказала, что лучше всего было бы сравнить эту работу с окуневской, Шумаков заявил, что этого "они" не хотят ни в коем случае и было бы лучше, если бы разговор об окуневской вещи вообще не возник", - рассказала она.
Об участии в сделке Васильева Баснер узнала в 2011 году, когда коллеги ей сообщили, что он принес картину в Русский музей.
Тогда же ей рассказали, что Васильев перепродал (купив за 250 тыс. долларов у Шумакова) картину за 950 тыс. долларов (эту сумму Шумаков называл в присутствии адвоката Баснер) "одному из высокопоставленных московских финансистов".
Баснер отметила, что, несмотря на заявления Шумакова в присутствии ее адвоката, этот конечный покупатель, "высокопоставленное московское лицо", вообще не фигурирует в деле, как и сделка за 950 тыс. долларов.
Летом с Баснер встретился сам Васильев и, по ее словам, "производил впечатление насмерть перепуганного человека, почти не владевшего собой": "Основной мотив его несвязной речи: он попал в чудовищное положение, с ним хотят расправиться, он потерял все: репутацию, доверие каких-то чрезвычайно важных лиц, особенно часто повторял что-то о международных проектах".
"То, что я якобы сказала ему: "Андрей, эта вещь настоящая, а в ГРМ фальшивая. Вы будьте спокойны", - прямая ложь, я этого не произносила никогда, никому", - сказала Баснер.
"Все в действиях Васильева подчинено одной логике: обелить себя перед его бывшими и будущими клиентами (покупателями), восстановить в их глазах свой "статус" как "эксперта". А это можно сделать только одним путем - доказывать, что его все обманули: я, Русский музей, упомянутый коллекционер Б., "уголовник" Аронсон и другие. В принципе ему было все равно, кого обвинить, вот почему сперва он уговаривал меня лжесвидетельствовать против г-на Б., который, по его убеждению, принес мне картину, потом предъявил гражданский иск к Шумакову и наконец сосредоточил всю свою злобу на мне. Я не согласилась играть по его правилам и в результате оказалась единственной обвиняемой. Возбуждение уголовного дела ему, похоже, было нужно исключительно для того, чтобы обелить себя перед своими высокопоставленными московскими клиентами, не простившими ему продажу поддельной картины. Поскольку в их глазах он выглядел либо как подлец, либо как дурак, он мог выгородить себя только в том случае, если бы доказал, что сам был обманут, - и именно эту формулировку, фигурирующую в постановлении об обвинении, он взял на вооружение. Кстати, тогда же в кафе он сказал: "Поставим Русский музей раком (дословное его выражение!) Мы с вами никому не нужны, а за Русский музей органы ухватятся с радостью". А на прощание он меня зачем-то поцеловал и сказал проникновенно: "Запомните, Лена, я никогда ни при каких обстоятельствах не причиню вам вреда!" - рассказала искусствовед.
Баснер полагает, что Васильев "поманил" Следственный комитет именно идеей причастности Русского музея к изготовлению купленной им подделки. "По-видимому, у Следственного комитета возник непреодолимый соблазн раскрутить шумное дело, разоблачив Русский музей", - предполагает она.
Сама Баснер в эту версию не верит: "Я все-таки в музее работала 25 лет. Там реставратор у реставратора на голове сидит. Это элементарно негде делать. Бред изначальный. Я не могу поверить, что это делается в музее. И про другие музеи, провинциальные, могу сказать то же. Это не сопрягается с психологией музейного человека. Это психологически не укладывается".
Она также отмечает, что если бы подделку делали в музее, то не было бы таких несовпадений по размерам и непопадания в цвет. Это, по ее мнению, указывает на то, что "подделка могла быть выполнена по иллюстрации из журнала Бурцева плюс некие впечатления" от работы на выставке.
