Захват школы в Беслане рассказан словами школьницы - 14-летней Агунды Ватаевой, которая 1 сентября 2004 года оказалась среди 1200 заложников, получила опасные ранения, но выжила и, придя в себя, сразу же записала в дневник все, что произошло в те страшные дни. В том теракте девочка потеряла маму, которая работала в школе учительницей начальных классов. Женщина стала одной из 334 погибших. Отрывки из дневника ее дочери публикует во вторник "Московский комсомолец", хотя сама Агунда (ник agunya) поделилась своими воспоминаниями в "Живом Журнале" еще два года назад.
Как пишет школьница, началось все с выстрелов - человек с густой бородой в камуфляже бежал за тремя мальчиками и стрелял в воздух. Сначала у нее мелькнули мысли о розыгрыше или "очередной проверке", но тут стрельба началась со всех сторон, и людей погнали в сторону котельной.
"Мы сбились в кучу. На асфальте валялись потоптанные букеты, туфли, сумки. Мы сидели у стены котельной. Люди в масках и с автоматами приказали нам молчать и подходить к спортзалу. Мы кинулись к дверям спортзала. В голове вертелось правило, которое нам твердили учителя: "В чрезвычайной ситуации главное - не паниковать". Не паниковать было невозможно. Это чувство охватывало все тело, весь разум, все сознание. Хотелось бежать куда-то в толпу, подальше, где-нибудь спрятаться, скрыться..." - вспоминала она.
Первое убийство заложника и "вселявшие ужас шахидки с ледяным взглядом"
Вскоре последовало и первое убийство. По словам девочки, люди паниковали, многие были в истерике, и боевики потребовали замолчать, пригрозив в противном случае убить поднятого ими мужчину. "Мы старались, но страх и паника не отпускали. Раздался выстрел. Мужчину убили", - пишет бывшая заложница.
После этого "наступила мертвая тишина", только плакали и кричали дети. Террористы приказали выбросить все телефоны и сумки, заявив, что расстреляют 20 человек, если услышат телефонный звонок. Однако многие еще надеялись, что им удастся спрятать мобильники, однако после неоднократно повторенной угрозы и уговоров учителей с телефонами расстались даже самые упрямые.
К тому времени боевики уже разложили взрывчатку, вспоминает Агунда и описывает двух шахидок, которые стояли поблизости. "Они были в парандже, и их лиц не было видно. Только глаза и ноги. Они были в спортивных штанах и кедах. В одной руке у них были пистолеты, а другую они держали на кнопках от поясов. И еще у них ледяной, неживой взгляд... Именно женщины вселяли необъяснимый страх и ужас", - признается она.
Боевик с огромным шрамом на шее
Девочка также описала одного из боевиков, чье лицо показалось ей "очень знакомым". По ее оценке, ему было 35-38 лет, и у него был "огромный шрам на шее".
Отметим, в статье "Новой газеты", опубликованной в ноябре 2008 года под заголовком "Террористы-агенты. Неизвестные подробности бесланской трагедии", говорится:
"Очень многие свидетели из числа бывших заложников во время следствия и на судах по бесланскому теракту говорили о том, что среди мертвых террористов они не опознают тех, кто на самом деле участвовал в захвате школы N1. Среди отсутствующих боевиков чаще всего бывшие заложники упоминают о террористе по имени Али, невысокого роста, с безобразным шрамом от уха до шеи под подбородком".
"Этот Али играл заметную роль среди террористов, в том числе вел переговоры с представителем оперативного штаба, сотрудником осетинского УФСБ Зангионовым. Этот Али не был обнаружен среди мертвых террористов. Потерпевшие предположили, что Али мог уйти из бесланской школы. Судя по запросу следователя прокуратуры И. Ткачева и ответу на этот запрос и.о. начальника УФСБ РСО-А В. Левитского, следствие также не уверено в смерти террориста Али", - сообщало издание.
"НГ" также писала, что в результате оперативно-розыскных мероприятий по установлению личности террориста со шрамом в поле зрения ФСБ попал некий уроженец Чечни Руслан Дирьясов по кличке Дирез, 1976 года рождения, носивший мусульманское имя Сейфула. По возможным местам жительства в Чечне и Ингушетии его так и не обнаружили.
Как написано в дневнике 14-летней Агунды Ватаевой, этот боевик со злостью велел ее подруге "закрыть свой стыд", имея в виду открытые колени. Он кинул ей какой-то пиджак, та сразу накрыла ноги. Агунда пишет: "После этого мне стало чуть легче. "Хоть насиловать не будут", - подумала я".
Опять же, отметим, еще одна бывшая заложница, 12-летняя Дзера Дзестелова, чей рассказ "Известия" публиковали в первые дни после трагедии, называла террориста со шрамом "добрым". "Был еще один добрый. Ему даже женщина одна сказала: "Но вы же добрый". А он как закричит: "Не разговаривайте со мной!" Там же были женщины с грудными детьми, а грудные - они же постоянно плачут, не понимают, есть хотят. Так вот этот боевик подошел к одному ребенку, попытался даже его успокоить. Ну не плачь, говорит, ути-пути. Но ребенок не успокоился. Успокоишься тут, когда такой страшный подошел. Он был без бороды и без усов. А на шее у него был шрам, как будто ему когда-то горло перерезали".
"Самое лучшее воспоминание из ада"
Первый взрыв прогремел 1 сентября часов около пяти, вспоминает 14-летняя бывшая заложница. Спустя несколько минут боевики завели одного раненого мужчину из десяти, которых ранее вывели из зала. Медсестре не разрешили принести лекарства из кабинета, и раненому попытались помочь подручными средствами. Что с ним потом стало, девочка не знает - он долго лежал возле них, а потом "его уже не было".
К концу дня жажда и жара забили чувство голода, пишет школьница в дневнике. Пить хотелось так, что, когда к вечеру пошел дождь, сидевшие у выбитых окон стали хватать ртом дождинки. "Мама накрывала меня и девочек своим пиджаком, а я все время вылезала из-под него - под дождь. Мне было так хорошо! По-моему, самое лучшее воспоминание из этого ада", - рассказывает она.
Предательство директора
К концу первого дня стало известно о требованиях террористов, и у кого-то из взрослых вырвался комментарий: "Отсюда живыми мы не выйдем". При этом террористы "весь день бегали по залу и кричали: "Никто не выходит на связь! Никому вы не нужны, мы все вместе сдохнем!"
"После их слов директор школы Лидия Александровна (Цалиева. - Прим. ред.) сказала: "Тут есть дети Мамсурова (речь о Теймуразе Мамсурове, нынешнем главе Северной Осетии, который в 2004 году возглавлял местный парламент; в заложниках в школе тогда оказались его сын и одна из дочерей. -Прим. ред.) - может, к нему?" - "Кто?" И тут встали Замка и ее брат. Их повели куда-то, видимо, в учительскую. Их сдала Лидия Александровна. Даже мы, дети, поняли: это предательство", - пишет девочка.
Про директора она также рассказывает, что у той были кое-какие лекарства, и сама она то и дело глотала валидол. Но когда матери детей, которым от голода и духоты становилось плохо до обмороков, просили у нее лекарства, "она отвечала: "Больше нет", - и проглатывала очередную таблетку".
Самый длинный день
Второй день, по воспоминаниям Агунды Ватаевой, был самым длинным. Террористы перестали раздавать людям воду, ссылаясь на то, что она отравлена, выборочно пускали в туалет: возле входа туда "образовалась огромная очередь, которую боевики время от времени боевики разгоняли криками и угрозами".
Иногда террористы вели переговоры по мобильнику, то крича в трубку, то шутя. Заложникам говорили, что никто их не спасет и все они сдохнут. У людей без движения затекали ноги и руки, день тянулся крайне медленно, не было никаких новостей. Однако ближе к вечеру отпустили матерей с грудными детьми, после чего атмосфера в зале "стала легче".
Также к вечеру боевики, "в которых проснулось что-то человеческое", предложили пожилым людям и учителям переместиться в тренажерный зал, где было прохладнее. А перед этим, еще днем, террористы отказали в просьбе помочь пожилому мужчине, которому стало плохо, заявив: "Пусть умирает". Сидевшая рядом с ним женщина, вдова, принялась ругаться и кричать, что вывело боевиков из себя. "Кто-то из них приставил дуло автомата к лицу этой женщины. Она продолжала: "Стреляй!" К боевикам подбежала директор школы: "Мальчики, не надо, пожалейте ее, она и так вдова", - рассказывает школьница.
"После всего этого ужаса она (вдова) еще будет лежать в ЦИТО, в Москве, с травмой черепа и височной кости", - добавила Агунда в своем блоге.
"И тут мне первый раз за все эти три дня захотелось заплакать..."
На третий день, по воспоминаниям девочки, "время тянулось очень медленно, жажда убивала, не хотелось даже двигаться". "Дико хотелось спать. Я уже мечтала не столько об освобождении, сколько о смерти, потому что это казалось более вероятным исходом. В третий день все хотели только одного - конца. Любого конца, лишь бы все это кончилось", - делится она.
Боевики при этом грозили расстреливать всех, кто будет терять сознание, и люди держались из последних сил, чтобы не валиться на пол. А около часа дня, как она пишет, раздался телефонный звонок. "Из Чечни выводят войска, - доложили боевики. - Если эта информация подтвердится, мы начнем вас выпускать". И тут мне первый раз за все эти три дня захотелось заплакать, потому что появилась надежда, что мы вырвемся оттуда".
Развязка: "Мне было все равно. Сил радоваться уже не осталось"
"А потом... Я потеряла сознание. Когда очнулась, надо мной горела крыша, все падало, кругом лежали люди. И первое, что я увидела, когда поднялась, - горящий и обожженный труп одного из террористов на стуле, под разорвавшимся снарядом, который заливал водой другой боевик. Они стали кричать, чтобы живые поднимались и выходили из спортзала в коридор. Мы с мамой встали и пошли. Я успела заметить небольшую рану на своей левой руке и успокоилась, что других ран нет. Я пыталась идти осторожно, везде лежали тела, дымящиеся деревянные брусья. У самой двери я увидела тело маленькой девочки. Наверное, тогда ко мне пришло осознание того, что это все реально", - рассказывает Агунда Ватаева.
Боевики вывели заложников из спортзала в столовую и заставили выставить в окна детей, чтобы те махали солдатам тряпками и кричали, что в здании заложники. Но женщины не захотели ставить детей и встали на подоконники сами. "Вскоре раздался новый взрыв, очень сильный по своей мощи. Я смотрела в потолок, и горячая плотная взрывная волна окатила меня с головы до ног. Я подумала: "Вот и конец. На этот раз я точно умерла", - пишет школьница.
"Но я очнулась. Кисть руки уже висела, кровью были залиты мои любимые часы. Посмотрела на ногу. Сквозь рану ниже колена я видела что-то белое, блестящее, похожее на кость. Мне было совершенно не больно, просто тяжело поднимать руку и ногу. Мама лежала рядом. "Нога, - сказала она. - Уходи". Никогда не смогу простить себе то, что послушала ее, развернулась и пошла. Что это было? Откуда это предательство? Я поползла на четвереньках к выбитому окну. Рядом стояли какие-то печки. Добралась до подоконника. На одной из этих печек лежали два трупа раздетых истощенных мальчиков. Они были похожи, как братья. Видимо, этих ребят ставили на окно, чтобы они махали тряпками".
"До улицы мне оставалось одно движение, когда моя нога провалилась в щель. Я уже ногу не чувствовала, не могла ее найти, все тянула ее, тянула, и ничего у меня не получалось. Внизу меня уже ждали. Наши военные кричали мне: "Давай, золотце, давай, солнышко!" А я не могла. От этого чувства бессилия и безнадежности я стала плакать. Но потом собралась и освободила ногу. Меня подхватили, положили на носилки, понесли через какие-то дворы, закинули в "пазик" и повезли куда-то. Моя правая ступня всю дорогу странно качалась. В "пазике" со мной лежала женщина, которая сначала жадно пила воду. А мне было все равно. Сил радоваться уже не осталось...", - рассказывает бывшая заложница о последних минутах кошмара.
"На каждом медицинском документе у меня стоит печать "заложник", - пишет нынешняя 22-летняя Агунда в своем блоге. - Спустя годы я привыкла к своим шрамам, привыкла не замечать их и не стесняться. Они стали частью меня. Без них я не могу себя представить. Но кроме шрамов и рубцов у меня есть и другие "интересные штучки". Например, мой металл! Один в голове, один — в легком, множество других раскидано по телу. Не то чтобы я с ними ужиться не могу, но ощущения крайне дискомфортные, особенно головные боли и неразгибание "свадебного" пальца на правой руке".
"А еще я очень закрыта, - признается она. - Иногда кажется, что легче застрелиться, чем рассказать обо всем этом другому человеку, даже очень близкому. Не потому, что не поймет, а потому, что сложно. Поэтому решила написать дневник. Это своего рода как "эффект попутчика" - рассказала обо всем в никуда, выплюнула это".
