К 70-летию Сталинградской битвы, которая ценой немыслимых потерь открыла путь к победе над фашизмом, журнал "Огонек" публикует уникальный малоизвестный фоторепортаж своего военного хроникера Георгия Зельмы, а также свидетельства непосредственных участников тех событий - русского и немецкого солдат. Официальные даты начала и окончания этой крупнейшей сухопутной битвы Второй мировой войны - 17 июля 1942 года - 2 февраля 1943 года. Но именно зимой в междуречье Дона и Волги происходили самые ожесточенные бои.
"Такого, как тогда под Сталинградом - бесконечная бомбежка, обстрелы, смерть и ужас кругом, - я бы никому не пожелал пережить..." - рассказал журналу Анатолий Николаевич Завьялов, которого в составе инженерно-минометной роты танкового корпуса отправили в 42-м сначала в Саратов, а оттуда под Сталинград. А немецкий радист Герд Альшведе называет пережитое 70 лет назад "русским кошмаром" и до сих пор, в свои 94 года, помнит все в мелких деталях: "Это нельзя забыть".
Завьялов, имеющий среди множества прочих военных наград медаль "За оборону Сталинграда" и орден Красной Звезды, считает самой большой сталинградской наградой "просто жизнь, как бы она ни складывалась". "Потому что дороже жизни нет ничего, и страшно вспомнить, скольким людям она в Сталинграде не досталась", - поясняет ветеран то, что, в общем-то, пояснений не требует.
На фронт Анатолия Завьялова отправили "совсем зеленым", наскоро обучив саперному делу, как рассказывает он сам. Перед строем зачитали знаменитый приказ: "Ни шагу назад!", причем заставили всех под ним подписаться. "Один отказался, так его сразу в штрафную роту", - вспоминает он.
Первые потери рота понесла еще по дороге на Волгу: эшелон разбомбили, и только 23 человека из ее состава добрались до сталинградских окопов. "Эту бомбежку хорошо помню, потому что одна из первых. А дальше привык, что смерть в полушаге от меня ходила", - говорит защитник.
"Там, на Волге, когда наше наступление началось, ситуация была такая, что все оказались вперемешку, не поймешь, где немцы, где наши. Только блиндаж построили - немцы прорвались. Целая колонна: танки, бронемашины. Танки-то мы пожгли, но из всех наших только трое к утру живыми и остались", - рассказывает он один из эпизодов. То, что сам он тогда "уцелел в мясорубке", объясняет чистым везением.
"Через несколько дней там же, под Сталинградом, довелось еще раз в атаку идти, в рукопашной сошлись. А все по милости одного командира. Мы же, как обычно, ночью все минируем, а тут уже рассветать стало, мы только с задания вернулись, как вдруг новый приказ - разминировать. Мы туда сунулись, а навстречу немцы. Они с автоматами, а мы с одной винтовкой на троих да лопатками саперными. Но одолели их", - свидетельствует участник сталинградских боев.
По его словам, после того случая он начал курить, "чтобы чуть успокоиться, а то руки ходуном ходили". А до того момента "ни табак, ни водку на дух не переносил".
Взгляд с другой стороны: "Сталинград - массенграб"
Немец Герд Альшведе, которого также разыскал "Огонек", в 42-м обеспечивал связь на передовой, а также занимался радиоперехватом. "Нас постоянно "долбили" русские дикторы на специальных частотах, - помнит он. - Все передачи начинались нудным звуком метронома: "Тик, тик, тик". Потом диктор ровно и спокойно говорил: "Каждую секунду под Сталинградом погибает один немецкий солдат". Скоро мы между собой стали сами говорить: "Сталинград - массенграб" (общая могила. - Прим. ред.).
По словам радиста, в немецких окопах категорически запрещалось говорить о Сталинграде: за вопросы или разговоры на эту тему полагалось дисциплинарное взыскание.
Альшведе подтвердил, что солдатам вермахта под Сталинградом раздавали специальные "наркотические таблетки". Лично он помнит три таких случая - перед большими ночными наступлениями. Состава этих таблеток радист не знает до сих пор, зато помнит эффект: "После принятия не спишь почти сутки и сохраняешь бодрость и силы".
Воспоминания многих других участников Сталинградской битвы, как россиян, так и немцев, вошли в вышедшую в ноябре книгу немецкого историка Йохена Хелльбека "Сталинградские хроники". Помимо интервью, ученый использовал архивы допросов и множество других документов, найденных в Германии и России.
