В московском Культурном центре "Покровские ворота" накануне состоялась презентация книги православного священника Максима Вараева "Смерть и воскресение: семь слов о заупокойной молитве", вышедшей в свет в издательстве "Никея".
В своей книге молодой автор размышляет о богословии смерти, об уповании на Бога, о "памяти смертной" и о возможности преодоления страха смерти, сообщает агентство "Благовест-инфо" в репортаже, посвященном представлению издания.
Своим пастырским опытом поделился автор предисловия к книге протоиерей Алексий Уминский. Он сформулировал несколько важных "неотвеченных вопросов", актуальных для современного мира, но пока еще не осмысленных богословием. "Эта книга - начало постановки вопроса о богословии смерти, которого пока практически нет", - так оценил значение нового издания Алексий Уминский.
"Смерть - это настолько "травмирующая" тема, что люди, в большинстве своем, предпочитают о ней "не знать", отодвигают ее на периферию сознания, чтобы избежать психологического дискомфорта", - отметил Максим Вараев.
"Человек живет так, как будто смерти нет. Но она иногда врывается в мировоззренческую клетку, и человек попадает в мир реальности. Тогда возникает вопрос: есть ли нечто большее, иной мир - не где-то потом, а соприсутствующий с миром этим… Тогда возникает некое религиозное чувство, которое оказывается первым импульсом к поиску абсолюта, красоты, которая противостоит хаосу". В этой связи он отметил, что заупокойные молитвы - "в первую очередь, о тех, кто молится, это покаянные молитвы о живых".
Священник полагает, что последствия гуманитарной катастрофы ХХ века постепенно преодолеваются: после периода квазимагического "заговаривания" смерти, которое имело место в культуре второй половины ХХ века, наступила пора некоторого переосмысления темы смерти. Это коснулось и Церкви - например, недавно появился чин молитвенного утешения родственников самоубийц…
Алексий Уминский не согласился с тем, что отношение к смерти меняется. Он перечислил еще ряд ситуаций, которые нуждаются в безотлагательном церковном осмыслении. Например, это запрет на отпевание детей, умерших некрещеными, в православных семьях. Хотя отец Алексий не предлагает их отпевать как членов Церкви, но недоумевает по поводу того, что их решаются провожать безо всякого церковного поминовения. То же касается проблемы крещеных, но далеких от Церкви людей. Их, считает Уминский, как раз отпевать можно, но зачастую это превращается лишь в "оплаченную требу", что является "очень тяжелым переживанием для каждого священника - каждое слово чинопоследования отзывается ложью".
Протоирей не исключает, что для таких случаев нужно составить особый чин, который должен сопровождаться серьезной проповедью - о том, в частности, что человек может умереть духовно еще во время своей биологической жизни, если он "принципиально далек от Центра жизни, от Бога". И тогда это "трагедия вдвойне: человек не жил, да еще и умер".
Самым "неисследованным" с богословской точки зрения вопросом Алексий Уминский считает вопрос о том, что происходит с душой после смерти и каким образом верующие могут осуществлять свою связь с усопшими близкими. По словам священника, сам он имеет "крошечный опыт" знания о "той жизни". Однако здесь больше вопросов, чем ответов: мы не знаем доподлинно, каким образом мы можем вступать с ними в диалог? Можем ли мы с ними разговаривать, им молиться? Кто может реально свидетельствовать об этом? Насколько можно считать общением сложившуюся традицию поминальных записок, чтения Псалтири за усопших, панихид и т.д.
Что касается учения о мытарствах, которое сформулировано в апокрифических текстах и подробно расписывает посмертный путь души, то оно не имеет основания в Священном Писании, оно возникло в VIII веке, напомнил отец Алексий. Люди "хватаются за сны" в надежде таким образом получить весточку "оттуда", но Церковь призывает не верить снам. Постсоветские поминальные ритуалы: "гражданские панихиды", поминовения водкой на кладбище, оставления на могиле сигарет и даже мобильных телефонов, преувеличенное внимание к надгробиям - разве это не "задабривание", "подкупание" смерти, отголоски архаичных, языческих верований, задается вопросом священник.
У отца Алексия нет ответа на вопросы о посмертном существовании души. Но из глубины собственного опыта и опыта других людей он свидетельствовал о том, что настоящая любовь не может умереть, ведь это божественное свойство. И бывает так, что ушедший любимый человек иногда самим фактом своей смерти, через боль оставшихся и ощущение потери смысла, вдруг "призывает жить". "И ты можешь отозваться", "поделиться своей жизнью" с усопшим, изменить свою жизнь, обратившись ко Христу, отметил священник.
Оба представителя духовенства вспомнили также о людях, которых им довелось провожать в их последние часы. По словам Максима Вараева, зачастую люди неизлечимо больные и страдающие открывают для себя на последнем рубеже счастье жизни. А Алексий Уминский сказал: "Священники - счастливые люди, они видят много смертей. Мы можем учиться у тех, кто уже победил смерть, кто полон благородства, ничего не боится, готовясь с достоинством принять смерть. Ты видишь, как человек вдруг становится христианином".
Ответив на многочисленные вопросы, которые касались в основном возможности общения с умершими близкими, способов их поминовения, Алексий Уминский подытожил сказанное словами: "Молитва и любовь - ничего другого не придумано. И не надо".