ВЛАДИМИР ВОЛКОВ, обозреватель журнала "Большой Бизнес":
Опубликованный в начале этой недели рейтинг крупнейших мировых корпораций по размеру выручки Fortune Global 500 не преподнес больших сюрпризов.
В целом, в нем вполне достоверно отразились тенденции, которые мы наблюдаем последние несколько лет. Доходы крупных мультинациональных компаний продолжают расти, притом что все более весомую их часть приносят рынки развивающихся стран, которые также усиливают свое представительство в клубе мировой корпоративной элиты. За прошлый год их количество в рейтинге Fortune выросло с 14 до 15, компаний - соответственно с 95 до 117. Число же китайских корпораций выросло с 46 до 61, шесть из которых вошли в первую сотню, а три - в десятку Global 500.
При этом, что особенно важно, среди предприятий Китая, Бразилии, Южной Кореи, Тайваня, попавших в нынешний рейтинг, теперь преобладают несырьевые компании.
На этом фоне российское представительство в Global 500, как ни крути, выглядит бледно: всего семь корпораций, из которых пять - сырьевики.
Один из ответов на вопрос, почему Россия столь заметно отстает не только от промышленно развитых, но и развивающихся стран по силе своих корпораций, дает рейтинг американской исследовательской компании Boston Consulting Group (BCG), которая с начала прошлого десятилетия проводит регулярные замеры инновационной активности мировых корпораций.
Так, в результате прошлогоднего исследования "A return to prominence - and the emergence of a new world order" ("Возврат на ведущие позиции - и возникновение нового миропорядка"), эксперты BCG выявили одну новую важную тенденцию. А именно, после двухлетнего кризисного спада, инвестиции ведущих компаний в инновации начали снова быстро расти, а корпорации снова видят в них основу своей конкурентоспособности.
Чтобы убедиться в том, что подобный подход окупается сторицей, достаточно взглянуть на то, как растет выручка инновационных лидеров по версии BCG - Apple и Google, равно как и крупнейшей корпорации мира Global 500 Wal-Mart, возглавляющей и соответствующий отраслевой инновационный рейтинг.
Нетрудно увидеть, что российские компании в рейтингах инноваторов BCG не фигурируют. Хотя упрекнуть их в полном отсутствии новаторских амбиций, разумеется, нельзя. Например, инновационные идеи собственных сотрудников по оптимизации бизнеса, поданные в рамках запущенной в конце 2009 года программы "Биржа идей", всего за год ее действия принесли "Сбербанку" около миллиарда рублей экономии. А, скажем, ТНК-BP, по словам ее менеджеров, в прошлом году добилась внедрения аж около 80 новых технологий, освоив соответствующий бюджет в размере 110 млн долларов. Хотя при этом компания не скрывает, что главным поставщиком ее технологий является ее британский акционер BP, к слову, возглавляет отраслевой инновационный рейтинг BCG.
С некоторых пор неодолимую тягу к технологическому новаторству почувствовали и лидеры отечественного корпоративного сектора, "Газпром" и "Роснефть", стоило президенту Медведеву в начале года устроить разнос госкомпаниям за "низкий уровень инновационной самосознательности". Еще весной оба предприятия объявили о резком увеличении расходов на инновации.
В частности, на эти цели газовая монополия планирует потратить до 2020 года невиданные 2,7 трлн рублей, которые будут потрачены на создание собственного космического комплекса, передовых буровых установок, и даже обитаемого подводного аппарата для работы на шельфе. В монополии надеются, что это позволит им выйти на уровень мирового технологического лидера в своей отрасли.
Но даже если подводные лодки "Газпрома" и впрямь начнут бороздить просторы Ледовитого океана, излишне говорить о том, что само по себе это не выведет "наше все" в мировые инновационные лидеры. Равно как успех в этом деле будет зависеть не от величины освоенного бюджета, а эффективности трат.
С этим же у госкомпаний, во главе с "Газпромом", несомненно, возникнут проблемы, коль скоро их инновационная активность определяется не столько потребностью успешно конкурировать на рынках, сколько окриком президента. Учитывая же гигантскую долю государства в российской экономике трудно удивляться тому, что количество отечественных компаний в Global 500 столь ничтожно, а в рейтинге BCG - равно нулю.
Очевидно, что поправить столь унылую картину можно только, если доходы российских компаний окажутся в прямой зависимости от их конкурентных преимуществ, а значит и степени их инновационности. Поэтому демонополизация и развитие конкуренции должны наконец превратиться в один из главных императивов политики правительства.
В этом случае, глядишь, отражение отечественной экономики в зеркале под названием Fortune Global 500 в обозримой перспективе станет не настолько кривым и убогим, как сегодня.
